Эвелина вела себя, как человек, не желающий умирать.
Не желающий умирать хотя бы потому, что врач предрек ему близкий конец.
Юноша высказал ей немало горьких истин, но пусть, по крайней мере, в одном он окажется не прав.
У нее достанет сил найти свое место в жизни,
Эвелина почувствовала, как в ней пробуждается упорство, энергия, когда увидела, что осталась одна-одинешень-ка на всем белом свете.
Нередко люди обретают новые силы при мысли: «Если у меня никого не осталось, буду жить сама для себя!»
Эвелина решила в душе, что найдет в себе силы жить.
Она будет артисткой!
Она докажет миру, что может достичь многого, если того пожелает.
У нее достанет мужества победить страх на сцене. Она будет черпать свое мужество в неверии других.
Она будет петь как бы для одной себя. Она вправе это себе позволить, ведь целый мир, что ее окружает, состоит из чужих и равнодушных людей.
Эвелина провела мучительную ночь: ее угнетала роскошь ее покоев, малейшая безделушка на уникальной работы столике или в шкафах казалась ей укором; дорогие вазы, кубки, чаши, изукрашенные драгоценными каменьями, словно говорили ей: «Какой прок, что я из золота, а я из чистого серебра, коли мы не стоим грошового стакана!» Но под конец сон смежил ей веки, и когда она проснулась утром, решимость ее только окрепла.
В тот день повторно давали оперу, в которой она пела позавчера.
На утро была назначена репетиция.
Уже на репетиции Эвелина покажет, на что она способна. Она попросту перестанет замечать людей, будет петь, как слепой соловей.
Она велела подать экипаж и отправилась на репетицию, а у театра отпустила карету, распорядившись, чтоб за ней вернулись через два часа. Столько времени займет репетиция.
Однако, едва она появилась в фойе, как к ней подошел режиссер и сообщил, что ее роль сегодня передали другой примадонне.
Эвелина рассердилась. Отчего у нее забрали роль? Отчего не известили заранее? Какая бестактность!
Режиссер сожалел, что не может ответить на эти вопросы. Ей лучше справиться у импрессарио.
Крайне раздосадованная Эвелина направилась к импрессарио, но того не оказалось на месте.
Зато его секретарь — сама любезность — вручил Эвелине письмо, которое он сию минуту собирался отправить ей по поручению импрессарио.
Эвелина взяла конверт и, выйдя в вестибюль, вскрыла его и прочла письмо.
В нем сообщалось о расторжении контракта. Немедленном расторжении, мотивированном недавним провалом.
Как Эвелина вышла из театра, как оказалась на улице, она и сама не помнила. Она пришла в себя, лишь очутившись среди уличной сутолоки, и тогда она попробовала взглянуть на себя со стороны.
Удивительное это состояние, когда человек для других уже мертв, но все еще пребывает среди живых!
Он сам еще видит людей, но люди его уже не замечают.
Он по-прежнему движется, ходит, но тело и душа его более не едины, они существуют порознь.
Какое это странное ощущение — чувствовать, что превращаешься в ничто.
Стало быть, все, что говорил ей этот безжалостный юноша, — чистейшая правда!
Что радужная дымка фимиама держится лишь до того мгновения, пока не зайдет солнце.
Что весь блеск ее славы был отражением чужого сияния и лишь скрывал внутреннюю пустоту. Что очаровательное создание было всего лишь преступной игрушкой в еще более преступных руках.
Что глупая удача длится, лишь пока существуют на свете незадачливые глупцы.
Эвелина долго блуждала по улицам, пока не добралась до дому. Ведь она шла пешком.
Она не решилась нанять карету и даже не отважилась окликнуть проезжавшие мимо наемные экипажи: в глазах ее могут прочитать, что отныне она — ничто, и спросят: а кто же заплатит, если мы вас повезем?
Ей не показалось бы странным, узнай она у подъезда особняка, что здесь не проживает более женщина по имени Эвелина. Она давно умерла или съехала отсюда.
Но, к ее удивлению, в мире еще оставалось нечто способное вывести ее из оцепенения.
Пройдя через анфиладу своих покоев до гардеробной, она увидела в кресле сидящего в небрежной позе мужчину.
Перед нею был князь Вальдемар.
Здесь самое время представить читателю нашего героя, о котором мы столько наслышаны.
Безукоризненный джентльмен, изящные, непринужденные манеры. Тщательно ухоженные волосы и светлая бородка, расчесанная на две стороны, подвитые усы, большие глаза, тонко очерченный рот. Улыбка надменная и неприятная. Взгляд ласковый и оскорбительный.
Придя в ярость от неожиданности и испуга, Эвелина воскликнула:
- Сударь! Что вам здесь надо?
- Я жду вас, прекрасная дама! — самоуверенно и несколько в нос проговорил князь и даже не поднялся с кресла, где, как видно, расположился весьма удобно.
- Кто разрешил вам сюда войти? — возмутилась Эвелина.
- Я ни у кого и не спрашивал разрешения!
- Так по какому же праву вы здесь?
- Вот по какому, мадам! — сказал князь, с деланной небрежностью опуская руку в карман сюртука и извлекая оттуда газету с объявлениями, где некоторые места были подчеркнуты красным. Он протянул лист Эвелине. Газета дрожала в ее руках, пока она читала. Эвелина изумленно обратилась к князю:
- Что это? Я не понимаю!
- А между тем все предельно ясно! — ответил князь Вальдемар, наконец-то соизволив подняться с кресла. — Кредиторы господина Каульмана наложили судебный арест на ваше имущество. Господин Каульман был весьма невнимателен или забывчив, объявив ваше имущество своей собственностью, и вот теперь на него наложен арест; в ваше отсутствие при содействии представителей закона комнаты были открыты, и кредиторы тотчас же поместили у входа объявление, приглашая всех желающих осмотреть вещи, предназначенные к распродаже. В связи с этим приглашением я и имею честь здесь находиться: я осматриваю обстановку. Как видите, на мебели всюду пломбы. Я здесь в качестве покупателя!
Эвелина оглянулась вокруг и убедилась, что слова князя — жестокая правда.
- Но, сударь, это невероятно! Ведь Каульман прекрасно знал, что здесь нет ни одной вещи, которая принадлежала бы ему.
- Я верю. Во всяком случае, это вина вашего нотариуса, что он не ввел вас в права владения домом. А покуда известно лишь, что именно господин Каульман привез сюда все. Он купил дом, он же его и обставил. Что до самого господина Каульмана, то он, к сожалению, даже если б и захотел, не смог бы свидетельствовать в вашу пользу, ибо ему сопутствовало роковое невезение: на пути в Кале, заметив, что его преследует полиция, Каульман выпрыгнул из вагона и так неудачно, что свернул себе шею.
Эвелина устало опустилась на кушетку, подперев рукой лоб.
- Если вы желаете, мадам, пролить две-три слезы в память о господине Каульмане, я отвернусь! — холодно поклонился князь Вальдемар.
Эвелина не проронила ни звука.
Пропади все пропадом!
Уж раз он умер, пусть покоится с миром. Вору, которого убили при побеге, можно сказать, повезло; по крайней мере, его не повесят.
Супруга банкрота, услышав весть о гибели мужа, воздает хвалу господу. Он все устроил к лучшему!
Могила равно укроет и мужа и бесчестье.
О чем же еще ей тревожиться?
Быть может, начать тяжбу из-за несправедливо отторгнутого имущества?
Выступить на суде? Дерзновенно предстать перед судьями? Призвать свидетелей, которые подтвердят, что изъятые драгоценности и роскошная обстановка — собственность не мужа, а почтенного, убеленного сединами венгерского аристократа, и что этот аристократ безо всякой корысти, не тая никакого низкого умысла, подарил их артистке, нареченной приемной дочери? Доказывать свою правоту под издевательский хохот зала? Надеяться, что кто-то ей поверит? Сделать всеобщим посмешищем имя своего благодетеля наряду со своим собственным?
Лучше пусть уж пропадает и дом и имущество!
- Я не плачу! — промолвила Эвелина. — Продолжайте, сударь, какие еще добрые вести вы принесли?
- Мне известно многое! — сказал Вальдемар и оперся о серебряную решетку камина. — Князя Тибальда, вашего высокого покровителя, его зять и внучка передали под судебную опеку, и он тем самым лишен малейшей возможности активно воздействовать на ход событий!
- Я это знаю!
- И в результате акции на миллион форинтов — те, что были депонированы на ваше имя, — также попали под судебный арест.
- Это я тоже знаю.
- Но сама материальная основа этого дела изменилась, ибо бондаварские акции вследствие взрыва шахты и непрекращающегося пожара окончательно обесценены.
- Что мне до них!
- Ах, вам нет до них дела? Но мало этого — в Вене снят с поста тот государственный деятель, который слыл вашим самым могущественным покровителем.
- Меня не трогает его участь.
- Но и это еще не все. Аббат, что был вашим другом и мечтал о епископстве, возвратился в свой монастырь.
- Я давно это знаю.
- Похоже, что мы обо всем узнаем одновременно. Так вот, мне известно еще, что вам, прекрасная дама, сегодня утром импрессарио передал письмо, в котором сообщает о расторжении контракта.
- Вот это письмо! — сказала Эвелина, вынимая из кармана скомканный лист и бросая его на стол.
И сухими глазами она посмотрела прямо в лицо князю Вальдемару.
В эту минуту Эвелина была удивительно прекрасна.
- И вы, сударь, явились сюда только затем, чтобы сообщить мне все это? — спросила Эвелина. Глаза ее сверкнули — не слезами, а огнем.
- Я явился сюда не «только затем», — сказал Вальдемар, приблизившись к сидевшей на кушетке даме и любезно склонившись перед ней. — А затем, чтобы предложить вам нечто разумное. Как видите, настал крах всему, что доныне навевало вам золотые сны. Бондаварская шахта горит. Акции падают неудержимо. Государственный муж отстранен от власти. Князь взят под опеку. Супруг бежал и погиб. Венский дворец на улице Максимилиана занят. Парижское имущество пущено с молотка. В театре расторгнут контракт. В этой драме сыграны все пять действий. Поаплодируем ей, если угодно, и обратимся к новой! Я раздобуду для вас утраченную ренту, верну вам дворец на улице Максимилиана, перекуплю конфискованные у вас драгоценности, обстановку и выезд, возобновлю театральный контракт на условиях гораздо более выгодных, чем прежние. Вы займете еще более высокое положение, и за вами всюду будет следовать обожающий вас слуга, гораздо более верный и преданный, нежели все окружавшие вас до сих пор. Его имя — князь Вальдемар Зондерсгайн.
С этими словами он низко поклонился Эвелине.
Эвелина тяжелым, презрительным взглядом уставилась на носки его штиблет.
Вальдемар был уверен, что теперь он хозяин положения.
И поскольку Эвелина хранила молчание, он достал из правого жилетного кармана часы (это был великолепный хронометр) и вложил их ей в руку.
- Мадам! Время дорого. Меня ждут на бирже. Мне предстоит ликвидировать предприятия Каульмана. Сейчас ровно двенадцать. Я даю вам час на размышление. Решайте свою судьбу. Я буду ждать здесь. Я прошу от вас только краткого ответа: «да» или «нет».
Эвелина ответила еще короче.
Она с такой силой бросила на пол вложенный ей в руку хронометр, что ни в чем не повинная вещица разлетелась вдребезги.
Это был ее ответ.
Князь Вальдемар улыбнулся, опустил руку в левый карман жилета, извлек оттуда другие часы и насмешливо прищурился:
- Я был вполне готов к такому ответу, мадам, поэтому захватил с собой еще одни часы. Прошу вас, бросьте и эти. Тогда я достану третьи.
Но к другим часам Эвелина не притронулась. Охваченная волнением, она поднялась с места и гневно бросила в лицо Вальдемару:
- Если вы купили мою мебель, забирайте ее! Но эти стены пока еще мои. Уходите отсюда!
Князь Вальдемар с неизменной улыбкой гордо вскинул голову.
- Мадам! Это легко сказать. Но подумайте прежде, что вас ожидает, если вы оттолкнете меня. Вам некуда деваться.
- У меня еще осталось прибежище! — горько воскликнула Эвелина. — Там я в любое время могу укрыться!
- И это?
- Уголь!
Князь Вальдемар склонил голову, взял шляпу и, не проронив ни слова, удалился.
Женщина, которая обращалась за помощью к углю, больше не нуждалась ни в чьей дружбе.
В тот же вечер ювелир Эвелины принимал у себя прекрасную даму.
Эвелина отдала ему бриллиантовые серьги — единственное, что у нее осталось; на все остальные драгоценности был наложен судебный арест.
Эти бриллианты Эвелина продала. Все вырученные деньги она оставила ювелиру с просьбой на проценты с них два раза в год обкладывать дерном могилу ее братца на кладбище Пер-Лашез и высаживать на ней цветы в день поминовения усопших.
Она сказала ювелиру, что уезжает в далекие края.
И, судя по всему, она действительно уехала очень далеко!
На следующий день рано утром на берегу Сены нашли свернутое в узелок кашемировое платье: домашняя прислуга опознала одежду исчезнувшей певицы.
Князь Вальдемар посулил большую награду тому, кто отыщет ее тело.
Но, видно, красавица и эту свою собственность сумела упрятать столь ревниво, что тело так и не нашли.
А возможно, это была всего лишь уловка с ее стороны — узелок с одеждой, оставленный на берегу Сены, — и в то время, как ее искали на дне реки, Эвелина сдержала свое слово и бежала к Углю, тому, кто тихо прикрывает глаза умирающим, Углю — кормчему в мир иной...
Князь Вальдемар больше никогда ничего не слыхал о ней. В течение шести недель он сам и все его слуги носили траур по Эвелине.
